Физики шутят

будет общая нищета. Так и нас всех в конце концов должен охватить холод
мирового пространства.

Правда, проблеск надежды появился, когда Эрнст Резерфорд и другие
ученые открыли радиоактивность. Радиоактивные атомы, распадаясь, казалось,
смогут поддерживать огонь на Солнце еще довольно долго. Эта приятная новость
означала, что Солнце, с одной стороны, много моложе, а с другой - много
старше, чем предполагал лорд Кельвин. Но все равно это всего лишь отсрочка.
Все, что ученые могут нам предложить, это 1 500 000 000 лет. Потом все равно
замерзнем.

Когда на смену средневековым суевериям пришло просвещение, первыми
науками, которые выделились и самоопределились, были математика, астрономия
и физика. К началу девятнадцатого столетия все было поставлено на свои
места; Солнечная система вращалась так сонно и плавно, что Лаплас сумел
убедить Наполеона в том, что бог, который бы присматривал за ней, вообще не
нужен. Гравитация работала, как часы, а часы работали, как гравитация.
Химия, которая, как и электричество во времена Бенджамена Франклина, была
лишь набором бессвязных экспериментальных данных, превратилась в науку после
того, как Лавуазье открыл, что огонь не вещь, а процесс, что-то происходящее
с вещами. Эта мысль была настолько выше понимания широкой публики, что ее
автора в 1794 году гильотинировали. Появился Дальтон и показал, что любую
вещь можно раздробить на очень-очень маленькие атомы, атомы объединяются в
молекулы, и все идет по плану. С Фарадея и Максвелла заняло свое место в
новом научном порядке и электричество (оказалось, что это то же самое, что
магнетизм).

Примерно к 1880 году выяснилось, что мир прекрасно объяснен наукой.
Метафизика все еще что-то бормотала во сне. Теология все еще произносила
проповеди. Она пыталась оспаривать многие открытия науки, особенно в
геологии и в новой эволюционной теории жизни. Но наука уже обращала на это
мало внимания.

Потому что все было очень просто. Есть время и пространство - вещи
слишком очевидные, чтобы их объяснять. Есть материя, сделанная из маленьких
твердых атомов, похожих на крошечные зернышки. Все это движется, подчиняясь
закону всемирного тяготения. Туманности сгущаются в звезды, звезды извергают
планеты, планеты остывают, на них зарождается жизнь, она развивается и
становится разумной, появляются сперва человекообразные обезьяны, потом
епископ Уилберфорс и, наконец, профессор Гексли.

Осталось несколько небольших неясностей, например вопрос о том, что же
Факое на самом деле пространство и материя, и время, и жизнь, и разум. Но
все эти вещи Герберт Спенсер очень кстати догадался назвать непознаваемыми,
запер в ящик письменного стола и там оставил.

Все было объяснено механическим Железным Детерминизмом. Оставался
только этот противный скелет в ящике письменного стола. Да было еще что-то
странное и таинственное в электричестве, которое было не то чтобы просто
вещь, но и не то чтобы просто выдумка. Была еще странная загадка о "действии
на расстояний", и электричество ее только усугубляло. Как только добирается
тяготение от Земли до Солнца? Если в пространстве нет ничего, то каким
образом свет долетает к нам от Солнца за восемь минут и даже от Сириуса - за
восемь лет? Даже изобретение "эфира", этакого универсального желе, по
которому ходят волны, рябь и дрожь, не избавляло науку от некоторой
неубедительности.

И вот, как раз на пороге XX столетия все здание начало рушиться.

Первым предупреждением, что не все ладно, было открытие икс-лучей.
Открыл их Рентген, и с тех пор большинство физиков называют их
рентгеновскими. Сэр Уильям Крукс, экспериментируя с трубками, наполненными
разреженным газом, открыл "лучистую материю" так же случайно, как Колумб
открыл Америку. Британское правительство сразу же пожаловало Круксу
дворянство, но было уже поздно. Дело было сделано.

Затем последовали работы целой школы исследователей радиоактивности.
Венцом их были труды Резерфорда, который революционизировал теорию строения
вещества. Я хорошо знал Резерфорда - мы с ним в течение семи лет были
коллегами по Мак-Гиллскому университету - и могу подтвердить, что он
действовал без заранее обдуманного намерения потрясти основы Вселенной. Но
сделал он именно это, за что его тоже в свое время произвели в лорды.

Не следует путать труды Резерфорда по ядерной физике с теорией
пространства и времени, которую создал Эйнштейн. Резерфорд ни разу в жизни
не сослался на Эйнштейна. Даже когда он работал в Кавендишской лаборатории
и, проявляя черную неблагодарность, разбивал те самые атомы, которые его
прославили, даже тогда ему ничего не было нужно от Эйнштейна. Я однажды
спросил Резерфорда (это было в 1923 году, всемирная слава Эйнштейна была в
зените), что он думает о теории относительности. "А, чепуха! - ответил он. -
Для нашей работы это не нужно!" Его биограф и почитатель, профессор Ив,
рассказывает, что, когда немецкий физик Вин сказал Резерфорду, что ни один
англосакс не понимает теории относительности, Резерфорд ответил:
"Естественно, у нас слишком много здравого смысла".

Но все же главные неприятности начались именно с Эйнштейна. В 1905 году
он объявил, что абсолютного покоя нет. И с тех пор его не стало. Но только
после первой мировой войны на Эйнштейна набросилась читающая публика, и
полки в магазинах стали ломиться от книжек "про относительность".

Эйнштейн нокаутировал пространство и время так же, как Резерфорд
нокаутировал вещество. Общий взгляд теории относительности на пространство
очень прост. Эйнштейн всем объяснил, что нет такого места, как "здесь". "Но
ведь я-то здесь,- скажете вы. - Здесь - как раз то место, где я сейчас
сижу". Но ведь вы двигаетесь! Земля вертится, и вы на ней вертитесь. Вместе
с Землей вы движетесь вокруг Солнца, а вместе с Солнцем - вслед за "далекой
галактикой", которая сама мчится со скоростью 26 000 миль в секунду. Так что
же это за место - "здесь"? Как вы его отметите? Все это очень напоминает
рассказ о двух идиотах на рыбалке. Один из них говорит другому: "Слушай,
надо заметить то место, где мы вытащили эту здоровую рыбину", а тот ему
отвечает: "Да я уже сделал отметину на борту лодки". Вот вам и "здесь"!

Открытие Эйнштейном кривизны пространства физики приветствовали взрывом
аплодисментов, ка- ' кие до тех пор можно было слышать только на бейсболе.

Страница 34 из 36 Следующая страница